Калигула и другие

 

Нам несказанно повезло. Нынешний фестиваль «Янтарное ожерелье» преподнес нам, калининградцам, встречу с удивительным произведением искусства — спектаклем Театра Моссовета «Калигула», поставленным Петром Фоменко по пьесе Альбера Камю. Достаточно, по-моему, сказать, что Калининград стал, по сути, первым российским городом, куда «Калигула» выехал с гастролями. Первым и, к сожалению, наверно, последним. 

 

Впрочем, не буду писать о том, чего не знаю. Так или иначе, но в течение пяти чудесных майских вечеров мы имели уникальную возможность воочию убедиться в той эмоциональной силе и философской мощи, которыми обладает Настоящий Театр. Я сейчас не о драматургии и не о режиссуре. Я — об актерах.

 

По традиции, в конце апреля в Лондоне состоялась торжественная церемония вручения высшей театральной награды мира — Премии имени Лоуренса Оливье. Впервые за всю многолетнюю историю этого самого престижного приза его обладателем по итогам прошедшего сезона стал русский актер Олег Меньшиков. 

Сейчас, по горячим следам, очень трудно всеобъемлюще оценить и прокомментировать это событие, но одно можно сказать наверняка. Дорогие сограждане, у нас в гостях побывал фактически лучший на сегодняшний день наш актер. 

Признанный и обласканный на Западе больше, чем у себя на родине. 

Человек — даже не европейского уже — мирового уровня. 

Вы представляете себе, какой невероятный груз ответственности лежал на Олеге — ведь сразу по возвращении из Лондона он вынужден был выехать в Калининград. Уже не просто известным «киношным» артистом Меньшиковым — а лауреатом театрального Оскара! Согласитесь, что мы шли на спектакль не только с жутким нетерпеливым интересом, но и с некоторой долей здорового скепсиса: «Посмотрим, дескать, что за Калигула такой». 

То, что мы увидели на сцене театра кукол, превзошло все наши ожидания. 

Да, мы знали, что вот уже два года, как на этот спектакль совершенно невозможно попасть в Москве (с рук билеты стоят до 500 рублей); что покоренная Европа восторженно рукоплескала «русскому Алену Делону»; что почти все счастливчики, посмотревшие "Калигулу" с Олегом Меньшиковым, в один голос твердили, что подобного зрелища они не видели никогда; что, увидев Олега именно в этой роли, потрясенная Ванесса Редгрейв пригласила его сыграть Сергея Есенина, за что он и получил Премию Оливье... 

Да, мы все это знали, как знали, и то, что у нас в стране Олег известен и любим по таким фильмам, как «Покровские ворота», «Родня», «Полеты во сне и наяву», «Полоса препятствий», «Капитан Фракасс», «Мой любимый клоун», «Моонзунд» и так далее. И что снимается он сейчас редко и, я бы сказал, очень «осторожно». 

Все это так. Но живой Калигула... 

 

...Первое его появление на сцене я запомню на всю жизнь. Далеко, в глубоком черном провале сцены, свернувшись калачиком, в сером балахоне, низко опустив голову в странном колпаке, весь словно сотканный из бледного лунного света, он производит неизгладимое впечатление. Вот он, Император... И начальные фразы его роли заставляют зрительный зал, затаив дыхание, безотрывно внимать ему. «Мир неправильно устроен...», «Люди смертны и несчастны...» 

Это потом, буквально через минуту, мы увидим другого Калигулу — властного и жестокого, но сейчас он — как блудный сын, бесприютный странник. Он еще не сделал свой выбор. Решение придет чуть позже, в следующей сцене. Диктуя ошарашенному Метелию (А.Бобровский) новые положения о государственной казне, Калигула провозглашает всему миру зловещие правила своей игры, закручивает неслыханный шабаш, главная цель которого — абсолютная, невозможная свобода. Вооружившись убивающей логикой, он на протяжении всего спектакля методично доказывает нам, что человек может стать по-настоящему свободным, только прозрев и растоптав все святое и вечное, что есть в этом мире. «Ни Бога, ни закона». Последовательно и беспощадно разрушая такие незыблемые, на первый взгляд «барьеры», как мораль, совесть, честь, любовь, человеческая жизнь, Калигула уверенно идет к беспредельной свободе — беспредельной от слова «беспредел». «Я хочу только Луну», — говорит он. Прав Ксериний — это не «безумнейший из тиранов», нет; его зло бескорыстно, честно и даже оправданно. 

Его теория — логика, доведенная до конца, до абсурда. Его средство — безграничная власть. Его цель — достичь невозможного. 

В сцене с Цезонией его глаза словно обращены «зрачками внутрь», он точно разговаривает сам с собой, на наших глазах конструируя великую чудовищную Идею. Он еще заставит нас содрогнуться. И предчувствие грядущего кошмара уже слегка холодит грудь. 

«Виновны все!» 

В доме Ксериния Калигула как дотошный исследователь-экспериментатор пристально вглядывается в лицо каждой из жертв. Олег Меньшиков достигает в этих эпизодах феноменального уровня. Вот Лепидий (А.Раппопорт), у которого Цезарь казнил старшего сына. Сейчас Калигула приказывает ему: «Смейся!» И невозможно описать гамму чувств на лице Императора. Тут и сочувствие несчастному Лепидию, и сладострастное наслаждение созерцанием человеческого унижения, и огромное, почти детское любопытство, и бесконечное презрение... Вот Муций (Д.Журавлев), чью жену Кай публично, тут же, на его глазах, насилует. Игриво выскакивая на сцену и путаясь в спущенных штанах, он открыто издевается над окаменевшим Муцием. Это своего рода вызов, брошенная перчатка: «Ну и сделай же что-нибудь, Муций, разозлись, ударь меня, разорви на клочки, убей...» Между ними возникает безмолвный поединок взглядов. Муций не отвечает, тогда Калигула сам готов наброситься на него, с трудом сдерживая тупую животную ненависть к людскому бессилию. И вместе с этим — невыносимая боль за ничтожно растоптанного человека. Вот Мериний (Н.Лебедев), которого Калигула «железной нечеловеческой логикой» заставляет отравиться. На первых спектаклях я с комком в горле наблюдал за мечущимся по сцене Меринием, но потом мой взгляд упал на застывшего Олега. 

Я был поражен. 

В его глазах стояли слезы. Он неотрывно следил за агонией своей жертвы и словно не верил, что вот так просто можно... Его логика торжествовала, он преодолел еще одну ступеньку на пути к Невозможному, к Луне, еще одна жизнь легла в основание его могущественной свободы, но почему же Император плачет? Почему он, скрипя зубами, корчится на деревянном круге? «Что это было, Цезония? Противоядие?» — «Нет, это средство от астмы, Кай». Удивительный момент. Сильнейший актерский кусок у Олега Меньшикова. 

А в сцене с Сципионом (А.Шмаринов) актер поднимается, я бы сказал, до шекспировских высот. Это незабываемый диалог. Две близкие души, любящие одно. Тихая ночь. Стихи. И как-то даже забываешь, что один из них — палач, казнивший отца другого. Калигула здесь — поэт. Он вообще разговаривает в спектакле так, будто читает стихи. И сейчас он произносит текст слегка нараспев и его страдающему голосу вторит хрипловатый тенор его молодого друга Сципиона. Это один из немногих эпизодов, когда Цезарь, на мой взгляд, предельно искренен. Он не куролесит и не юродствует и — это завораживает. 

Мы видим в спектакле и еще один дар Калигулы-Меньшикова. Это великолепный артист. Лицедей. Он играет постоянно. Жанры его действа меняются совершенно непредсказуемо. От комедии — к драме, от фарса — к трагедии. Он то ироничен и насмешлив, то лиричен и задумчив. Калигула тщательно прячет свое истинное лицо. Свою душу. 

Сцена с Геликоном (В.Гордеев), когда тот пытается предупредить Цезаря о грозящем заговоре, — тому подтверждение. Актерское искусство Калигулы здесь воистину виртуозно. Он предстает перед измучившимся слугой и телохранителем причудливой смесью наивного и одержимого сумасшедшего, грезящего о Луне, и мелкого обывателя, для которого главное — цвет лака для ногтей на ногах. Юмор жутковат и поначалу непонятен. «Против тебя заговор!» — но Калигула будто не слышит, он занят «важным государственным делом» — покраской ногтей на ногах. Ясно одно — сейчас что-то произойдет. И вот кульминационная, ключевая сцена всего спектакля. «Дуэль равных» — Калигулы и Ксериния. Высший пилотаж в обеих актерских работах. Сидят двое друг против друга и беседуют при мерцающем тревожном свете огня. И — невозможно оторваться! Фантастика какая-то. 

Перед нами Калигула-философ. Он вызывает на открытый бой своего главного оппонента — философа и книжника Ксериния. «Скажи, Ксериний, за что ты меня не любишь?». Ксериний отвечает так, что страшно за него становится. Непостижимая обнаженность и глубина при крайне скупой внешней выразительности. Из зрительного зала кажется, что плотный сгусток энергии между ними вот-вот взорвется. Но Кай, как всегда, непредсказуем. Он снимает это напряжение и как бы переводит все в шутку. И тут же, не давая нам перевести дух, — сжигает единственное свидетельство вины Ксериния. Тем благословляя его на свершение заговора. «Мне нужен отдых», — шепчет он потрясенному Ксеринию. И (так и стоит перед глазами) проводит пальцами по своему горлу, как бы намекая на конкретный способ убийства. 

Мы увидим повторение этой мизансцены в финале, когда из-под громадного белого купола к его шее потянутся десятки длинных и извивающихся пальцев. «Я всюду натыкался на тебя, Калигула! Я тебя ненавижу», — кричит он, и в этих словах — приговор самому себе. «В Историю, Калигула, в Историю!..» Грандиозный финал. Финал-памятник, словно на века запечатлевший лунный лик некоего человека по имени Калигула. Вокруг него — будто космический вакуум, бурлящая бездна небытия. Только он и Луна. И где-то там внизу, на Земле, остался Сципион. «Я еще жив», — произносит свои последние слова Калигула и подмигивает нам, зрителям, так, что мороз по коже продирает. 

«Я еще жив». 

Итак, Калигула-поэт, Калигула-философ, Калигула-лицедей. Кровавый палач — да, жестокий тиран — да, но почему же, черт возьми, он так близок и понятен нам? Мы пугаемся этой близости, наш разум сопротивляется его античеловеческой логике, но факт остается фактом — согласитесь, Калигула в исполнении Олега Меньшикова не отталкивает, а притягивает. И секрет-то, в общем, прост. 

Дело тут не только в личном обаянии Олега как актера и человека. Больная душа. Не про каждого ли из нас играет он эту роль? Не про себя ли? Не забирается ли он в самые потайные темные закоулки нашего сердца? Не узнаем ли мы в той фантасмагории, которую разворачивает перед нами Меньшиков, свои кошмарные сны? Не знаю. 

Знаю только одно. Это настоящее Искусство, которое не отвечает ни на какие вопросы — оно их, наоборот, ставит.

 

Дм. Гласс «Проспект мира» № 23 (74), 06 июня, 1992 г.

(материал с сайта Олега Меньшикова)