Урок театра – пьеса "Дядя Ваня"

 

Школы актерского мастерства превращаются в реалити-шоу, кинематограф и театр выбирают актеров, глядя на телевизионный экран, экономические ограничения всегда заставляют сократить количество репетиционных дней, а в новых театральных группах растет поколение великолепных бессловесных перформеров. В такой атмосфере культурной жизни неудивительно, что итальянская публика взорвалась долгими и взволнованными аплодисментами при виде великолепного, виртуозного исполнения актеров Театра им. Моссовета. Несмотря на незнание русского языка, зрители продемонстрировали, что еще умеют видеть и ценить настоящих талантливых актеров – нехватку которых, по-видимому, ощущают. А для своего «Дяди Вани» Андрей Кончаловский выбрал действительно превосходных актеров, способных перевоплотиться в «серых и посредственных» персонажей Чехова. Им удалось создать многогранные характеры, способные балансировать на тонкой грани между смешным и печальным, что так присуще этой чеховской трагикомедии, которую слишком часто понимают и ставят исключительно в драматическом ключе. 

Кончаловский воспринимает это произведение с горькой улыбкой, доверяя невероятному Павлу Деревянко роль дяди Вани, не старого и уставшего, а скорее сорокалетнего мужчины, переживающего кризис среднего возраста. Он проживает моменты высочайшего подъема, мгновенно переходя к глубокой депрессии. Это большое дитя, неловкое в своих попытках соблазнить прекрасную Елену (безукоризненно сыгранную Наталией Вдовиной) и страстное в своем запоздало-подростковом бунте в финале. 

В отличие от него, его племянница Соня, до самого конца сдерживает свои эмоции, которые угадываются только в мельчайших деталях. Эту сложную роль исполнила несравненная Юлия Высоцкая, с исключительной деликатностью наделившая достоинством, нежностью и глубиной свою героиню, образ которой мог иначе показаться патетическим. Бросает в дрожь, когда видишь, как она притворяется улыбающейся и любезной, сдерживая слезы, вызванные болью, которую причинил ей отказ обворожительного доктора Астрова. Его роль с непринужденностью, благодаря также и внешним данным, и высоким мастерством исполнил Александр Домогаров. Но, как писал Станиславский, неслучайно ставший великим режиссером произведений Чехова: «Не существует мелких ролей, существуют мелкие актеры». И поэтому даже второстепенные роли отданы актерам такого уровня, что невозможно не увидеть их талант. Роль старого, скучающего и скучного светила науки исполнил Александр Филиппенко. Его Серебряков антипатичен, несдержан, непочтителен и болтлив, но, тем не менее, не кажется абсолютно негативным. Александру Бобровскому удается позабавить и растрогать публику, сыграв комичного Телегина карикатурно, так что он балансирует на грани гротескного, но не опускается. Другой комический персонаж пьесы – это няня Марина, ворчливая и ласковая, в исполнении Ларисы Кузнецовой, которая показала, что умеет играть так, чтобы не остаться незамеченной. И наконец, мать дяди Вани, внушающая страх и уважение, прекрасно сыгранная невозмутимой Ириной Карташевой. В заключение спектакля на своих качелях нам являет призрачное присутствие в своей элегантности и бессловесности призрака или воспоминания, мать Сони и сестра дяди Вани (Ольга Сухарева). 

«Чехов – это Симфония. Симфония жизни». Так написал Кончаловский, показав, что может выступить дирижером этой симфонии: он привносит жизнь на сцену, поскольку герои пьесы настоящие, глубокие, правдивые. Это драгоценная, старая магия театра, в которой оживает всё многообразие и прелесть чеховского шедевра, благодаря прекрасной работе актеров и режиссера. Они смогли прочесть, понять и сделать так, чтобы мы поняли это произведение. Постановка сделана столь внимательно, осмыслена столь глубоко, что в ней растворяются нравоучительные и непрактичные видеовставки, а также решение изменять декорации на виду у зрителей, когда на сцену выходит команда рабочих, кажущихся ненужными. Поначалу вызывает раздражение тот факт, что конец одной сцены и начало другой обозначаются только темнотой, потому что прерывает повествование и замораживает этих людей, в существование которых уже полностью поверил. Но, пожалуй, это к лучшему, поскольку защищает публику, создавая нужную дистанцию. Действительно, заставляя публику иногда отдаляться от происходящего на сцене, удается избежать эмоционального вовлечения, которое довело бы зрителей до изнеможения. 

Потому что на сцене должна быть реальная жизнь, но отфильтрованная условностями театра.

 

Сильвия Гатто 

Венеция, 3 декабря 2009 года