Школа
Школа. Благополучно отучился восемь лет в школе № 76, которая находилась на Брянской улице, недалеко от дома.
В школе я был шкодливый очень. Любил шкодить. Причем я хитрый был: сверху такой благообразный, а внутри такие страсти кипели уже с детства... Так что в школе у меня лучшая оценка по поведению была – это «удовлетворительно». За все годы обучения. За исключением первого класса, может быть...
- Какие-нибудь любимые предметы были в школе?
- Пение, как ни странно. Пение очень любил. И очень любил труд. Еще мне были интересны физика и химия... Я ни черта в них не понимал, но в них было что-то такое, что меня манило... не знаю даже - чем. Непознанностью, что ли, или непонятностью для меня... Всегда же очень интересно то, что непонятно! Но, тем не менее, сейчас в химии я – полный профан, ну а физика – на уровне опять же ощущений внутренних, осталась... До сих пор жутко люблю все популярные программы по физике, по химии... Я ничего не понимаю, но очень интересно. А из любимых предметов – да, наверное, труд, пение.
- А математика?
- Боже упаси! Никогда! Мне было поначалу очень интересно изучать немецкий язык. В принципе, языки мне даются довольно легко. Давались, во всяком случае. Сейчас в этом уже нет необходимости. А тогда давались легко, опять же из-за того, что интересно. То, что не знаешь – всегда интересно. Язык я не знал – мне было интересно. У нас в школе был немецкий, в техникуме – тоже немецкий.
Забавный случай из детства... У меня был приятель Володя Барданов. В классе обязательно бывает такой человек: скрытый лидер с большим авторитетом, который причем ничего для этого не делает: он может просто сидеть задумчиво... Он все время сидел и рисовал фашистов: свастика, красивые шапки... Мы ему всегда завидовали: он очень красиво рисовал. Дадено было от природы. А еще у него не было двух передних зубов, они были стальные. Поэтому наряду с его задумчивостью и такой таинственной интеллектуальностью было в нем что-то от уркагана. Он был сильный, крупный такой мальчик. Мы с ним приятельствовали. Он в классе сидел позади меня... А на немецком нам дали задание написать письмо немецкому другу. Писать надо было, разумеется, на немецком языке. Я пришел в ужас: естественно, я ничего не написал, поскольку очень любил гулять и «забивать» на все уроки. Я пришел на урок, оборачиваюсь, а он сидит, опять рисует эти тульи... Я говорю: «Вова, катастрофа! Я не знаю, что мне делать, я не выполнил домашнее задание!» Он говорит: «А что надо было сделать?» - «Ну, как «что»? Письмо немецкому другу написать!» А он говорит так, абсолютно флегматично: «Ну, ты скажи, что ты его отправил»... Приходит Екатерина Моисеевна... Никогда не испытывал к этому человеку чего-то такого, а имя запомнилось на всю жизнь... Может быть, в связи с этим происшествием... Она говорит: «Бобровский, твое домашнее задание!» - «Какое?» - «Ну, как какое – письмо немецкому другу!» - «Как? Так я его отправил!» Тут настал ее черед удивляться, она говорит: «Куда?» - «Как? Немецкому другу! Вы же сказали написать письмо немецкому другу! Я написал и отправил...» - «Ну, скажи адрес…» И я что-то там назвал: Берлин, Блюмен штрассе («Семнадцать мгновений весны» только прошли, премьера была), хаус 2, квартира 10. Причем я даже не вспомнил, что квартира - это циммер по-немецки, я сказал «квартира». Она разразилась таким хохотом, грохнул весь класс! Она говорит: «Ну, конечно, тебе двойка за невыполнение, но пятерка за сообразительность!» Вот такой был у меня случай в школе.
А по труду у нас был совершенно удивительный педагог. Вот странно: а его не помню, как звали... У него не было кистей рук. У педагога по труду! Он на фронте был минером, и у него в руках разорвалась фугасная бомба: живот был поврежден и оторвало кисти рук. У него на культяпки насаживались такие штучки специальные со всякими зажимами, приспособлениями... Он делал какие-то фантастические вещи напильником и молотком. Он был феерический мастер! Поразительный человек! Вообще удивительно: руки отрезаны, а человек все равно создает руками. А рук нет... Значит, все-таки, не руками, по всей видимости... Вот... И тоже был забавный случай... Я сделал ножичек из ножовочного полотна. А у нас дверь в кабинете была из двух половинок, а между ними – нащельник. Как-то на переменке я кидал, кидал ножик, и вот он у меня раз – и воткнулся в нащельник в тот момент, когда открылась дверь и вошел педагог!.. У нас у всех, естественно, седина появилась в младенчестве! А он совершенно спокойно вытащил нож, говорит: «Не надо в дверь, надо специально взять дощечку и в нее кидать. Садитесь». Вот это было потрясением! Удивительный совершенно мужик и совершенно не помню, как зовут...
Ну, еще бомбочки всякие кидали. Мы заворачивали из бумаги мешочки, наполняли их водой и с третьего этажа кидали на прохожих. Тоже забава такая была. Но я же не мог просто так кинуть! Я, когда кинул, естественно, попал на женщину... И когда я испугался и убежал, я хлопнул окном - и вслед за бумажным кульком с водой вниз полетело еще стеклышко, которое вывалилось из окна… Не попало, слава богу. Ну, родителей в школу вызвали…. Папа наказал...
Один раз папа наказал меня: налысо постриг. Я думал, мама его убьет!
- Для Вас это было страшным наказанием?
- Да, в принципе, нет... Только когда мама заплакала, я подумал, что это действительно очень обидно и разозлился... Папа редко занимался моим воспитанием в школе, больше это на маминых плечах лежало... А здесь он пришел и говорит: «Дневник!» А вот как раз в самый неподходящий момент он спросил дневник, потому что там было написано везде: сверху, внизу, по краям и внутри. То есть красные записи были по периметру каждой страницы! Ну, и оценки соответствующие... И он достал семь копеек, дал мне и сказал: «Иди постригись.» Я говорю: «По-моему, пап, мало...» - «Тебе хватит!» Я пришел в парикмахерскую, заплатил семь копеек, все поняли, что семь копеек стоит «ноль» и меня быстренько постигли на столько, сколько заплатил... Вот такой случай...
Отучился я восемь классов. И почему-то решил поступать в техникум. Ну, по всей видимости, потому что я не любил, когда меня учили. Я любил учиться всегда, а вот когда учат – не люблю и до сих пор. Не знаю, почему. И поэтому после 8-го класса, когда папа решил, что мне надо поступать в техникум - я не стал возражать. К тому же, он и сам на вечернем отделении учился в том же самом техникуме.
С литературой была беда совсем: у нас литературу и русский язык вела классная руководительница. Пришел я, значит, получать вожделенную «тройку» по русскому и литературе, она меня серьезно вполне спросила: «Ты как, собираешься после восьмого идти в девятый класс? До десятого будешь учиться или уходишь?» Я говорю: «Не волнуйтесь, я ухожу в техникум». На что она мне сказала: «Тогда протри портреты (там на стенах висели наши великие писатели), получай свою «тройку» и иди отсюда».
Они вздохнули с облегчением, я тоже, наверное, вздохнул с облегчением и ушел из школы. В техникум поступил.