Театр им. Моссовета

 

Странное дело – судьбина! Когда я только поступил в училище Щукинское, я очень любил гулять вот по Садовому кольцу. И, проходя мимо этого театра, мимо Аквариума (я не помню уже, с кем я тогда был), я сказал: «Я буду работать в этом театре». Я тогда поступил только в училище театральное! Откуда я мог знать, в каком театре я буду работать? И получилось, что меня взяли именно в этот театр. Причем взяли в последний день фактически! На следующий день – вручение дипломов, мне было надо решать, куда ехать. В Мурманск, наверное, потому что в Маяковку почему-то мне не хотелось идти. Вот такая судьбина…

 

- Как все начиналось? Вот пришли вы с Ярёменко 8 октября 1986 года, стояли, дрожали в арочке…

 

- Да… Потом нас Лосев Лев Федорович (директор театра был тогда) решил представить Плятту. Я помню, мы приходим… Страшно! Сначала Ярёма, потом я. Я захожу: сидит Лосев, сидит Ростислав Янович Плятт… Лосев говорит: «Вот молодой артист. Поет, двигается хорошо, там, голос красивый, играл такие-то главные роли…» На что Плятт сказал: «Хватать надо!» Лосев говорит: «Так мы уже схватили»…

 

В первые годы у меня просто какой-то фанатизм был. Я в театре проводил фактически дни и ночи. Приходил с утра и уходил, когда последний спектакль кончался. Даже если это не мой был спектакль, я сидел за кулисами аккуратненько на стульчике, смотрел на сцену, как работают. Я ввелся во все «кушать подано»! У меня первые годы было по 28-30 спектаклей в месяц, потому что были сказки, которые шли по две сразу, подряд. Все «кушать подано» были мои… Везде. Я рвался на сцену, мне интересно было. Просто интересно. Уверенности в себе особенной не было. Это, скорей всего, были проверки. Да и до сих пор, всегда есть момент проверки. Уверенности до сих пор нет. Потому что каждый новый спектакль ты по-новому учишься ходить. Вот, вроде, ходишь нормально, а выходишь на сцену – ноги какие-то мешаются, руки… Все по-новому. До тех пор, пока не сделаешь это своим.

 

- После всех этих «кушать подано» когда была первая большая роль?

 

- «Кушать подано» – это, конечно, прекрасно, но я понимал, что все это не особо впечатляет. И мы стали пробовать делать самостоятельные работы. Сначала с Ярёменко. Но как-то у нас с ним не заладилось с самого начала. В плане творческих взглядов у нас с ним разница очень большая. Вот, кстати, ГИТИС и «Щука». Я ГИТИС на нем проверял всегда. А «Щуку», естественно, на себе. Потом в январе пришел Дима Проданов. И притащил пьесу (по-моему, он притащил) «Дорогая Елена Сергеевна». Был один режиссер, потом второй. Как-то нам не везло с режиссерами, пока за это дело не взялся Лазарев Евгений Николаевич. Это феерический был спектакль! У меня была большая роль. Не центральная, но большая. И, наверное, после нее на меня обратили уже более пристальное внимание и режиссер наш, и дирекция… Это был 1987 год, а в 1989 -м мы уже с ним поехали в Америку. Гениальная совершенно жизнь у этого спектакля. Это, наверное, один из немногих, очень немногих, случаев, когда он родился, прожил свою жизнь и совершенно естественно скончался. Не было никаких волевых решений его снять. Все естественно случилось. И это был, конечно, удивительный спектакль. Его можно было играть где угодно. Мы его играли в школьном классе. Я уходил за занавеску – это означало, что я ушел со сцены. Так же стоял учительский стол, только немножко мы его сдвинули, доска сзади ничем не прикрыта… А мы играли спектакль. В Америке мы его играли на русском языке. Был напечатан краткий синопсис, и вводную Лазарев говорил, буквально 5 минут, перед началом. Реакции были абсолютно идентичные. Как будто они понимают, о чем речь. А играли для англоговорящей публики, русских не было.

 

С тех пор благополучно работаю в театре имени Московского Совета. Сыграл уже, наверное, около сорока ролей. Когда меня готовили еще в первый раз на звание, у меня было где-то тридцать две роли. Ну, там все были роли, естественно, и большие, и«кушать подано»…

 

- Что значит «в первый раз»?

 

- Ну, в первый раз. Нет, больше, наверное… Лет семь назад или восемь…

 

- А что тогда остановило?

 

- «Игра». Спектакль такой был музыкальный. Ну, я его не любил с самого начала… А здесь с утра была репетиция, потом перерыв, и я пошел в Аквариум… Тогда перед Аквариумом еще стояли всякие палаточки, где продавали всякие сосиски и разливное вино «Изабелла». Ароматное, вкусное безумно! И я, значит, эту «Изабеллу» с сосисками – один стаканчик, второй стаканчик… И что-то мне поплохело… И я пришел в театр, а парень мне посоветовали: «Да ты 50 грамм водки выпей – у тебя обеззаразится и все будет нормально». Я выпил 50 грамм водки. Больше я не помню ничего.

 

- Вы играли?

 

- Да, как оказалось. На следующее утро я прихожу в театр, как ни в чем не бывало, меня спрашивают: «Ну, ты как вчера?» - «Чего вчера?» - «Нормально доехал?» - «Нормально!» - «Ну, ты вообще…» - «А что вчера было?» - «Спектакль!» - «Какой?» - «Игра» - «И кто играл?» - «Ты»… Вот где ужас наступает, когда сердце обрывается! Потому что абсолютно все было как ластиком стерто. И вот тогда-то, как раз, зритель заметил, что актер пьяный на сцене! Это ужасно. Нелли Пшенная меня таскала по сцене. То есть я с ней танцевал, это называлось. А на самом деле она меня носила на себе. Ну, на образ ложилось... И мне потом говорили: «Ты ни разу не ошибся в нотах! Ты все спел». Просто пьяным голосом, но пел я правильно... Вот и тормознулось мое звание тогда. Иначе я бы раньше «заслуженного» получил, вместе с Валеркой Ярёменко, потому что вместе выдвигались…

 

- И когда это наконец-то свершилось?

 

- Когда мне дали «заслуженного»? Года два назад. В 2004 году (12 июня 2004 года). Знак я получил летом. Причем получил – такое ощущение, как знаете, когда в ЖЕК приходишь… Никакой торжественности… «Распишитесь здесь» - и до свиданья! Зато похоронят в черте Москвы за счет государства. Этого я уже добился. Можно, в принципе, остановиться...